«Улисс» в русском зеркале - Сергей Хоружий

НОВОСТИ ПРИНЦЕССЫ,

или

МАСТЕРСКИЙ УДАР ГИФФОРДА

Вопрос на засыпку: в каком году был убит Авраам Линкольн? Историю мы плохо учили, но все же такое помнится: в конце Гражданской Войны, в 1865-м, в театре. В «Улиссе» есть беглый намек на пьесу англичанина Тома Тэйлора «Наш американский кузен»; разъясняя его, Дон Гиффорд, автор нового комментария к роману, добавляет, что на представлении этой пьесы и убили Линкольна. Намек же состоит в том, что знаменитого американского газетчика Пулицера (премия Пулицера!) назвали в насмешку «американским кузеном» его близкого друга, английского газетчика Хармсуорта. Прямо скажем, не самое сложное в «Улиссе». Комментарий Е. Ю. Гениевой гласит: «Имеется в виду не только родственник Хармсуорта Джозеф Пулицер, американский газетный магнат, но также и название весьма второстепенной комедии (1858) Тома Тэйлора (1817–1888), в которой рассказывается о том, как Линкольн наблюдает за собственным убийством». Текст убийственный. В какой белой горячке могла родиться эта картинка: Том Тэйлор в 1858 году, при живехоньком Линкольне, превосходя фантазией авангард XX века, пишет «комедию, где Линкольн наблюдает за собственным убийством»?!! И это не все. Единственное, что верно в тексте – даты. Пулицер – не родственник Хармсуорта, в этом-то вся ирония. Комедия не «весьма второстепенна», она имела большой успех, образ безмозглого аристократа лорда Дандрири стал классическим, так что даже родилось выражение «баки Дандрири», – и поныне пьеса упоминается во всех словарях. Но на фоне кончины Линкольна о таких мелочах говорить излишне.

Теперь полегче. В каком веке жил Аристотель? – Правильно. А кто такой Моисей Маймонид и когда жил? – В точности не помним, но какой-то средневековый философ. Большей эрудиции не требуется. В «Итаке» Блум, выступая патриотом еврейства, упоминает о еврейских поверьях, по которым Платон и Аристотель почерпнули свои учения от древних раввинов. Комментарий Е. Ю. Гениевой: «По одной из версий, точнее даже легенд, которые, однако, как показало изучение вопроса, беспочвенны, Аристотель был учеником Моисея Маймонида». Гипотеза о белой горячке делается серьезной. Вы можете себе представить здорового человека, пишущего такое: «изучение вопроса» об обучении Аристотеля у Маймонида? Фалеса у Н. Г. Чернышевского? И я не могу. Да здесь уже и стиль фразы внушает тревожные опасения.

Теперь немного из другой оперы. В «Аиде» имеются два персонажа: гробовщик Келлехер, скользкая личность и презренный стукач, и смотритель кладбища Джон О’Коннелл, почтенный доброжелательный хозяин полей смерти, которому в античном плане романа отвечает сам бог Аид. Джойс указывает для каждого эпизода определенный символ или же образ-лейтмотив, и для «Аида» это, разумеется, Аид, в дублинском облике – смотритель. Читаем у Е. Ю. Гениевой: «Образ-лейтмотив – гробовщик». Есть разница?

Подобных ярких образчиков было не счесть. Плюмаж принцессы и гомерическое невежество, совокупляясь противоестественно, недоуменье рождали. Надо было понять. – Открывшееся было поразительно и печально. Вначале я не имел нового комментария Гиффорда и, читая строфы Екатерины Юрьевны, только диву давался. Но когда я добыл его и раскрыл – раскрылся тут же и ларчик. Том Гиффорда имел две коварные черты: он был слишком толст, давал информацию с избытком; и он был написан не сухим языком, как пишут обыкновенно комментарий, а с некоторыми загибами, с претензией на иронию в духе Джойса. Черты оказались роковыми. Если не играть в собственные игры, как я, то после Гиффорда для написания комментария довольно всего двух операций: отобрать нужное в его толстом томе и перевести грамотно на русский язык. Увы, принцесса не могла осилить ни того, ни другого. Мастерский Удар Гиффорда погубил смеющуюся чаровницу. Примеры выше – на тему операции 2. Почему доброго смотрителя смешали с подлым гробовщиком? Волшебно просто: первый по-английски caretaker, второй – undertaker, кто хочешь спутает… ну и Джойса, конечно, надо знать с тем же блеском, что и язык. Почему ученые изучают вопрос об обучении Гераклита у Горбачева? Потому что у Гиффорда в этом месте – ну до ужаса сложно: «…еврейская легенда (и о Платоне, и об Аристотеле), практически не имевшая почвы в фактах, однако процветавшая, в частности, оттого, что сочинения Моисея Маймонида сильнейше проникнуты влиянием Аристотеля». Видите, как запутал, не скажет словечка в простоте, гадкий! Und so weiter und so fort. Нельзя выписать все пассажи гадкого Гиффорда, что пережили жуткие превращения под пером принцессы; но в заключение вот еще один, типичный: «Фамилия его преподобия Теренса О’Райена ассоциируется с легендарным О’Райеном, известным своей щедростью и добротой; О’Райена посетил сам св. Патрик, пообещавший ему место среди созвездий на небе». Это – к «Циклопам», к одной из первых пародий. На вид все складно – но, друзья, тут такой наворот абсурда, что не вывезешь на телеге. Вот очень кратко. Гиффорд гадает, на кого может намекать фамилия О’Райен, которую Джойс присвоил вдруг половому Терри; находит двух кандидатов. Один О’Райен – патер из церкви под Дублином. Другой, более вероятный – герой сатирического стиха «Ирландская астрономия», где как раз в духе «Циклопов» ирландизируется созвездие Ориона: охотник-браконьер О’Райен из жадности не дал напиться св. Патрику и тот увековечил его, сделав созвездием (напомним, античный Орион – охотник). Итак, ключевые моменты – стишок-сатира в духе «Циклопов» и игра Орион – О’Райен (кстати, подхваченная потом в «Поминках»). Они оба даже не упомянуты у принцессы, а все, что написано вместо них, – попросту бред сивой кобылы. Начитавшейся «Улисса».

Здесь видно уже, что с операцией отбора сведений тоже швах. Порой этот отбор может поразить не меньше, чем ученик Плеханова Парменид. У Гиффорда, действительно, масса избыточных сведений; и бедная принцесса с роковым постоянством, десятки и сотни раз берет у него избыточные и не берет нужные. Но ведь тогда комментарий не разъясняет, а затемняет текст, делается просто вреден! Вот в начале «Сирен» Блум бредет по улице «мимо дев Чеппи, сияющих масляной краской». Комментарий тут вовсе не обязателен: из контекста ясно, что речь о статуэтках Девы Марии, читатель легко додумывает, что «Чеппи» – соответствующая лавочка или мастерская. Но Е. Ю. Гениева дает комментарий: «имеется в виду зеркальная и окантовочная мастерская Питера Чеппи». А чего девы кантуются в такой мастерской? Приняв всерьез комментарий, читатель начнет раздумывать, сомневаться: может быть, девы – еще какие-то? может быть, тут что-то скрыто? А дело всего-навсего в том, что у Гиффорда «Чеппи» – мастерская зеркал, окантовок и статуэток. Надо было взять только третье, принцесса взяла только первое и второе – и сделала темным абсолютно тривиальное место. Пример архитипичен. Едва ли не весь знаменитый Дублин «Улисса», вся «уличная фурнитура», как выражался Джойс, обессмыслена и запутывает, ибо о ней сказано не то, даны ненужные сведения и не дано нужных. Или из другого: в «Несторе» главное для концепции эпизода – что сам же Нестор, Дизи, перевирает историю, в его речах о ней – сплошные ошибки. Но ни одна из них не указана Е. Ю. Гениевой, больше того, из ее текста видно, что она попросту и не ведает этой концепции – не ведает, о чем эпизод. И это – второй, простенький.